До войны я был контрол-фриком. Привычка контролировать процессы дарила ощущение безопасности. Уверенность в том, что ты застрахован от случайностей. Иллюзию безмятежности, в конце концов. В армии пришлось от этого отвыкать.
Армия не похожа ни на одного другого работодателя. Здесь ты уже не обмениваешь свои ежедневные восемь часов рабочего времени на деньги. Ты принадлежишь ВСУ - чуть более, чем полностью. И твой новый работодатель может ставить перед тобой те задачи, которые никогда не решился бы поставить любой довоенный.
Привычку контролировать происходящее придется забыть. Армейский замысел спускается на солдатский уровень в максимально лаконичном виде. Ты не видишь общей картины событий, потому что и не должен. Свой новый "исполнительный" статус нужно просто принять. Единственная альтернатива прежней привычке контролировать - это доверие к тем, кто нарезает тебе задачи.
К тому же, на войне случайности определяют твою судьбу порой гораздо больше, чем все остальное. Подготовка и согласованность могут снизить риски, но никогда не уберут их полностью. Траектория снарядов и осколков всегда будет вне твоей зоны контроля, а потому атеистов в окопах меньше, чем в любых других местах.
Каждый из нас верит во что-то свое. Одни - в Бога. Другие - в приметы. Третьи становятся фаталистами. Отношения с небом у каждого свои, но они служат общей задаче. Защититься от неконтролируемого. Договориться со случаем. Обмануть фатум. Нас поймут все, кому из-за профессии выпало играть с судьбой в орлянку.
Вполне рациональные люди возможны лишь во вполне рациональных обстоятельствах, а война под это определение не подпадает. Попытка договориться с судьбой и попытка ей довериться – это всегда способы снять напряжение. Флегматичный фатализм или искренняя вера одинаково защищают носителя от критического уровня стресса. Ровно до того момента, пока фатализм или вера не станут заменой логики и рационального поведения. Война ошибки не прощает и в долг не дает.
А еще она приучает экономить эмоции. В какой-то момент я обнаружил, что максимальный уровень художественной драмы, к которому готов - это сериалы "Друзья", "Теория Большого взрыва" или мультфильмы Диснея. Ничего из перечисленного не требует от тебя эмоциональных инвестиций во время просмотра. Ничего из перечисленного не обрекает тебя на глубокое сопереживание героям. Во время войны плохие новости приходят без предупреждения: эмоциональный ресурс конечен, и вы стараетесь не тратить его без надобности.
А еще за последние шестнадцать месяцев лично у меня основательно изменились отношения с будущим. В самом начале войны его просто не было. Было только сегодня, и отношения с теми деньгами – по меткому выражению знакомых – укладывались в формулу "потратить все сейчас, потому что завтра тебя могут убить". Ко второму году войны ситуация изменилась, чтобы в итоге сложиться в формулу "не трать все сейчас – вдруг тебя завтра не убьют". Будущее шаткое, отношения с ним ненадежные, но оно есть.
Будущее не определено и само по себе не субъектно. Думаешь об этом каждый раз, когда слышишь формулу о том, что "война закончится". Она режет слух и звучит обидно. Война не может закончиться, ее можно только закончить, и все, что сейчас происходит – это битва за то, кто это сделает и на каких правилах.
А любые наши прогнозы на жизнь после войны упираются в сценарий ее окончания. А точнее - в то, будет ли совпадать он с общественными ожиданиями. Причем эти ожидания растут. Если год назад Украина была готова считать победой выход на границы 23 февраля, то сегодня минимальный порог ожиданий сводится к границам 91-го года. Любое несоответствие ожиданий и реальности чревато фрустрацией. В строгом соответствии со старой формулой: важна не реальность, а то, что люди о ней думают. Поэтому прекрасно понимаю тех, кто решил считать критерием победы сохранение суверенитета и государственности. Такой формат ожиданий страхует от возможных разочарований и апатии.
А еще от разочарований страхует понимание, что война сама по себе не обнулит недостатки нашей реальности. Что в послевоенном будущем будет жизнь во всех ее проявлениях. Что там найдется место триумфам и неудачам. Самоотречению и коррупции. Героям и негодяям. Хэппи энд хорош для художественных фильмов, но не всегда подходит для документальных. Мы боремся не за идеальное будущее. Мы боремся за то, чтобы будущее у нас было.
А оно сейчас зависит от тех, у кого с завтрашним днем нет никаких гарантированных договоренностей. От тех, кто верит в Бога, в приметы и в ритуалы. Будущее зависит от тех, кто стал фаталистом и перестал быть контрол-фриком. От тех, кто экономит эмоции и привык не знать полной картины происходящего. Будущее зависит от всех, кто понимает цену своего "сегодня" - и поэтому инвестирует в сценарий своего "завтра".
Потому что время работает на тех, кто в него вкладывается.
Кто такой Павел Казарин?
Павел Казарин - украинский журналист, публицист, теле- и радиоведущий. Уроженец Симферополя. В 2006 году окончил Таврический национальный университет имени В. И. Вернадского по специальности "русский язык и литература" и получил квалификацию магистра филологии. С 2004 года работает в медиа. Работал на ГТРК "Крым" и ТРК "Черноморская". С 2012 по 2014 год жил и работал в Москве. Сотрудничал с изданиями "Slon.ru", "Радио Свобода", "Новая газета" и Московский центр Карнеги. Переехал в Киев в октябре 2014 года. Работал ведущим телеканала ICTV. Автор и ведущий проекта "Грани правды" на телеканале "24". Обозреватель украинского бюро "Радио " Свобода"". Колумнист издания "Украинская правда". Автор книги "Дикий Запад Восточной Европы" (2021). С началом вторжения России в Украину вступил в ряды Вооруженных сил Украины. В августе 2022 года был награжден нагрудным знаком "Щит сил ТрО".
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред
Читать Главред в Telegram
Читать Главред в Viber
