Может ли быть так, что ненависть к определенной нации становится нормой, естественной ассоциацией, перманентной аналогией? Может.
А может ли это чувство считаться правильным и допустимым? Тоже может.
Сложно ли было это представить 100 дней назад? Сложно. А сейчас – нет. Мы настолько страдаем от войны, мы настолько повержены горем и желанием отомстить, что имеем полное право ненавидеть людей, которые не выступили против геноцида, насилия, убийства детей. Кажется, что эта ненависть к россиянам именно сейчас прописывается в нашем генетическом коде, становясь одной из характеристик украинской нации, которую впоследствии будет не искоренить.
Но вдруг все же среди россиян есть те, кто мог бы претендовать на "оправдательный приговор"? Эти две истории – скорее, попытка увидеть человечное в бесчеловечном. Не попытка оправдать, а попытка дать шанс, облегчить зудящую боль несправедливости и бесчестия, увидеть немного света в безумном хорроре о войне.
По соображениям совести
На пляже стоит одинокий шезлонг, на котором сидит худенькая девушка. У нее темные очки и смартфон, рядом с ней играет 3-летний малыш. Я прохожу мимо, толкая свою двойную коляску, подыскивая место для игры со своим двухлеткой. Увидев малыша, мой уже наметил его и смело шагает навстречу его яркой пластиковой машинке. Экскаваторы – любовь необъяснимая и необъятная. Я присматриваюсь к потенциально новому другу и вдруг слышу: "Семен, не заходи в воду. Она холодная".
Услышав характерный акцент, меня захлестывает дикая ненависть. Я отворачиваюсь и медленно пытаюсь переключить внимание своего на площадку, чтобы даже не находиться на одном пляже с врагами. Но не успеваю. Девушка поднимает на меня глаза и спрашивает, откуда я.
"Из Киева", – коротко и с вызовом отвечаю я.
"Охх", – вздыхает она. – "Мы из Москвы и нам стыдно".
Я притормаживаю, снимаю очки и молча смотрю на нее. И тут она начинает говорить.
Читайте такжеРоссии уже нечего предложить миру, кроме торжественных похорон Путина
Оказывается, Катя (имена изменены – авт.) – москвичка, ее муж айтишник, у них сын и хорошая жизнь в Москве. Была. У них была куплена квартира в ипотеку, которую они легко платили, они путешествовали, учились и повышали квалификацию за границей. Они ужинали в хороших ресторанах, ходили на мировые премьеры, делали большие и маленькие покупки любого бренда. До 24 февраля.
"Когда мы узнали, что происходит, мы не могли поверить своим глазам и ушам. Мы давно не смотрим телевизор, у нас его просто нет. Еще в 2014 году мы были среди тех, кто выходил протестовать. Однако на нас быстро навесили ярлык "зажравшихся мажоров" и преподнесли все так, как было выгодно пропагандистским СМИ. Наших многих друзей с того митинга забрали автозаки, долго мариновали в КПЗ. Кого-то дольше, кого-то меньше. Тогда мы смирились, а сейчас не можем", – говорит она.
Ее монолог я разбавляю своими подробностями: как проснулись от взрыва, как свистело непонятное над головой, как вывозила двоих маленьких детей в область.
Читайте такжеКаждый россиянин – Путин: почему эта война с Россией не последняя
Она опускает голову и добавляет, что ее муж не может спать. "Он все время на таблетках, он каждую ночь читает новости. Мы не можем этого пережить, отпустить. Почти все наши друзья все бросили и выехали. Многие боятся. Наш протест – это выезд из России. Остаться там, значит, согласиться с тем, что происходит. А мы не можем", – очень тихо говорит она.
Она потерянно смотрит на море, и я физически ощущаю, что она говорит правду. Она растеряна и явно не ожидала, что, имея все (и речь даже не о материальном), можно вот так в одночасье лишиться всего. Признанного диплома, работы, дома, привычной жизни, круга, родины (пусть даже такой).
Во всем она винит одного человека и его окружение. Путина она называет свихнувшимся больным человеком с царскими амбициями. И выход из войны она видит один – смерть Путина.
Цирк уехал, клоуны остались
Они – семья из Питера. Театралы, артисты, творческие и колоритные. Они всегда работали в России и получали хорошие гонорары. Сейчас, выехав из страны, они получают в разы меньше, но "могут спать".
Он – настоящий артист. Высокий, громогласный. Рассказывает, что папа у него украинец и в детстве его часто возили в Украину. "В первые недели войны в Питере проходили большие митинги против нее. Полиция забирала каждого, садила в камеру. Причем камера была размером 2 на 3 метра, а садили в нее по 25 человек. Люди стояли впритык, не имея возможности даже шевельнуться. В России нельзя оспаривать решения власти, какими бы ужасными они ни были", – говорит он.
Читайте такжеСмерть Путина – не панацея: почему его преемник продолжит войну в Украине
Подключается его жена. "Мы ведь телевизор не смотрим, у нас давно его нет. Мы сознательно перевели дочь на домашнее обучение, так как не могли терпеть эту бесконечную пропаганду. Доходит до абсурда. Ты сидишь в фойе театра, ожидая представления, при этом над головой у тебя висит экран, с которого тебе промывают мозги", – говорит она.
Они смеются над "боевыми голубями" и скучают за Питером. Они немного оправдательно говорят о том, какой красивый город, какой культурный, какой образованный. "Поверьте, очень многие не согласны с тем, что происходит. Очень многие выходили на протесты. Но все боятся. За свои жизни, за свои семьи, за свое будущее. А вот Москва – не такая. Она как гранд-базар в Стамбуле", – говорят они.
Окончание войны они также связывают со смертью "умалишенного деда". Не только в Украине мечтают о том, чтобы под стенами Кремля поскорее состоялась траурная церемония. Правда, оговаривают, что старшее поколение продолжает пылко любить его, считать, что он все делает правильно.
***
Слушая этих людей, ты невольно начинаешь проникаться даже не симпатией, а неким чувством, которое отдаленно ее напоминает. Ненависть сменяется настороженностью, и постепенно проклевывается доверие. Они продолжают любить свою страну, но желают смерти человеку, который взял на себя миссию по истреблению украинского народа. И вот уже у нас в разговоре появляется общий враг, на которого можно возложить всю ответственность за ужас происходящего. Становится приятно, когда слышишь от них слово "стыдно". Они несколько виновато говорят о том, что пытались выходить на митинги. Тут читается: "не дожали", "не осмелились", "побоялись", "не решились".
Эта колонка – две простые истории и ни в коем случае не призыв относиться лояльно к врагу, забывать его бездействия и молчание. Эти две семьи – небольшой проблеск надежды на то, что когда-нибудь россияне все же поднимутся и докажут, что они – прежде всего, люди, а не упоротые марионетки кровавого диктатора.
Алена Кюпели, редактор сайта Главред
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред
Читать Главред в Telegram
Читать Главред в Facebook
